Тимоти снайдер о тирании. Тимоти Снайдер

By Timothy Snyder Tim Duggan Books. 128 pp.

Тимоти Снайдер писал книгу против Дональда Трампа, но вышло против всего американского общества, консерваторов и либералов.

В середине «лихих 90-х» мне довелось жить и работать в Москве. В 1996 году, в самый разгар «шоковой терапии», в России проходили перевыборы Ельцина на второй срок. Это были единственные выборы в истории РФ, которые проходили в два тура. Рейтинг президента был около 3%, однако в кругах «креативного класса» царил энтузиазм. Там на разные лады повторяли фразу ельцинского охранника Коржакова: «Власть не отдадим». Вооружившись черным пиаром и презрев профессиональную этику, российские журналисты мобилизовались на пропагандистскую войну.

Я был вхож в НТВ (тогда еще Гусинского), в ОРТ (тогда Березовского) и в другие сообщества, где создавалось российское общественное мнение. Я пытался объяснять коллегам, что они рубят сук, на котором сидят. Говорил, что их пропаганда ведет к выхолащиванию гражданских ценностей, к потере независимости и свободы прессы. Говорил, что власть неизбежно оценит их измену своей профессии и задавит свободу слова. В ответ они уверяли меня, что я ничего не понимаю, да и сам я порой чувствовал себя персонажем анекдота из жанра «приехал иностранец в Россию».

На самом деле, именно тогда закладывались основы нынешнего одиозного «киселевского телевидения».Тогда, под дружную и массированную пропаганду либеральных СМИ, шло выкорчевывание зачатков того самого среднего класса, который единственный мог стать основой истинной демократизации России. Поэтому, когда те же самые люди, которые в 1996 мобилизовались за Ельцина, в 2011 году вышли на Болотную, в России уже не было общества, способного обеспечить им массовую поддержку. Власть же оценила значение СМИ и просто забрала их себе.

Либералы в Америке, точно также мобилизовавшиеся за Хиллари Клинтон, пока еще не поняли, что живут, “под собою не чуя страны”. Зато консервативные идеологи уже осознали, что после избрания Дональда Трампа, «их» электорат отвернулся от них. Неоконсерватор Роберт Каган, еще недавно провозглашавший торжество глобализма, теперь разразился в «Вашингтон Пост» статьей «Как фашизм пришел в Америку».

Ему вторит бывший спичрайтер Буша и автор «оси зла» Дэйвид Фрум, широкими мазками описыващий в «Атлантик» картину конца либеральной Америки. Голосовать все сложней, самоцензура процветает, Конгресс покорен, политическая власть используется для собственного обогащения, правда становится все более и более туманной. Идет постепенное замещение свободы «не диктатом и насилием, а медленным, деморализующим процессом коррупции и обмана», – пишет он. А группа из более чем 200 исследователей Холокоста и еврейской истории опубликовала “открытое письмо”, в котором сетует на хрупкость демократии и осуждает «агитаторов, которые на загривке Трампа пропагандируют свои ядовитые взгляды»: «Мы призываем всех честных американцев безоговорочно осудить язык ненависти, дискриминации и угроз».

Тимоти Снайдер тоже исследователь Холокоста, хотя и спорный. Много нападок вызвал его тезис о том, что невозможно понять Холокост, выдергивая его из общего контекста истории насилия в Восточной Европе 1910-1940х гг. (исторический истеблишмент увидел в этом покушение на концепцию исключительности Холокоста). Его новая книга «О тирании. 20 уроков из 20-го века» не предлагает никакой альтернативы пессимизму и унынию, господствующему сейчас в американских интеллектуальных элитах. В ней Снайдер пробует приложить свою историческую интуицию к происходящему в Америке сегодня, и критик «Вашингтон Пост» называет эту тонкую, карманного формата книжку, «наиболее заметным произведением нового сопротивления».

«Нынешние американцы не мудрее европейцев, которые в двадцатом веке наблюдали, как демократия уступает место фашизму, нацизму и коммунизму, – пишет Снайдер. – Нашим преимуществом является то, что мы можем извлечь уроки из их опыта ».

Снайдера выгодно отличает отсутствие пресловутого чувства национального превосходства, а то и богоизбранности, присущее большинству американских политических писателей и публицистов.

Автор пытается извлечь уроки из «будничной политики». Задолго до вторжения Гитлера в Австрию, рядовые австрийцы готовы были принять участие в аншлюсе, и местные нацисты загодя составляли списки евреев, чтобы завладеть их имуществом. «Готовность к повиновению – есть политическая трагедия», пишет Снайдер. Однако, именно готовность к повиновению воспитывает в американцах семья, школа и «корпоративная культура». На что же может рассчитывать общество, чья основа – бюрократические корпорации, самое тоталитарное учреждение Западной цивилизации?

Снайдер надеется на большую ответственность профессиональных элит – врачей, юристов, бизнесменов. Ведь даже самые демократические институты не способны защитить себя сами. «Трудно подорвать правовое государство без адвокатов или провести показательные процессы без судей, – пишет он. – Авторитаризму нужны послушные госслужащие, и начальники концлагерей ищут бизнесменов, заинтересованных в дешевой рабочей силе». Это как раз про корпоративные политико-бюрократические элиты венчурного капитализма, которые без стеснения практикуют аутсорсинг и даунграйдинг, а людей рассматривают, как ресурс или топливо. Так и произносится официально – «человеческий ресурс».

«Тоталитаризм не появляется из ниоткуда и не становится всемогущим внезапно, – сказал Снайдер в своем радиоитервью. – Такого не бывает. Тоталитаризм начинается тогда, когда стирается грань между вашей публичной и личной жизнью.

Если мы не можем обмениваться информацией с нашими друзьями, семьей или любимыми без опасения, что она будет обнародована, то значит у нас нет личной жизни. И если у нас нет частной жизни, то в действительности мы не свободные люди». Речь шла об утечке и последующей публикации переписки Хиллари Клинтон и функционеров Демпартии, однако это же касается и раскрытой Эдвардом Снуоденом чудовищной системы тотальной слежки, санкционированной президентами Бушем и Обамой.

«Мы должны понимать историю, потому что фашизм начинался с отрешения от реальности,- напоминает Снайдер. – Фашизм утверждал, что факты не имеют отношения к делу. Все, что имеет значение – это впечатления, эмоции и мифы ».

Однако, культивацией чувств и эмоций вот уже полвека занимается самый эффективный в мире американский маркетиг, и вместе с ним всевозможные левые и правые, либеральные и консервативные, расовые, гендерные, национальные и конфессиональные политики. Американские студенты в элитных либеральных вузах, добивающиеся увольнения профессоров и всяческого ограничения свободы слова, мало чем отличаются от религиозных консерваторов, борющихся против «оскорбления чувств верующих».

– Спускаясь из мира фактов в мир эмоций, первым делом создается альтернативная реальность, которая не соответствует действительности, – говорил Снайдер на встрече с читателями. – Независимо от того, являетесь ли вы российскими СМИ или Брейтбарт (право-радикально интернет издание, поддерживавшее Трампа. – МД). Дальше нам заявляют, что все мы одним миром мазаны. Это такой особый сорт цинизма, который утверждает, что доверять нельзя никому, потому что все преследуют корыстные интересы, у каждого своя доля в игре. И затем, когда эта вера распространяется в обществе, мы вдруг находим себя в мире, который созрел для тоталитаризма.

Снайдер предостерегает от опасности использования патриотических лозунгов и бессмысленного повторения политических конструктов. «Когда мы повторяем слова и фразы, транслируемые СМИ, то допускаем сужение словарного запаса и мыслкй, что только на руку «сильному лидеру»».

«Придумай свой собственный способ говорить! », – советует он читателю. И уж совсем революционным для навязчиво влюбленной в электронные гаджеты Америки звучит призыв Снайдера: «Выбросите ваши экраны и окружите себя книгами…Персонажи Орвелла и Бредбери не имели такой возможности, но мы с вами пока на это способны».

В книжке есть советы, новые для американцев, но хорошо известные европейцам и россиянам. Они все уже прошли в ХХ веке, в очередной раз проходят это и сейчас. «Остерегайтесь символов лояльности – будь то наклейка или повязка, или даже кепка, какими бы они ни казались безвредными… Когда все следуют одинаковой логике и общество покрывается символами лояльности, тогда сопротивление становится невозможным». «Язык Гитлера отвергал легитимность оппозиции. Под словами «народ», «люди» подразумевались не все, а только лишь некоторые. Споры, столкновение мнений всегда изображались, как война. Любая попытка свободных людей понять мир по-своему считалась диффамацией и клеветой на лидера».

Подобно советским людям, верившим в общественный прогресс, американцы, особенно молодежь, тоже воспитаны в вере. Они верят, что свободный рынок толкает историю в правильном направлении. Победа Трампа шокировала многих, не только рационально мыслящих, но и тех, кто верит в эмоции и полагается на всемогущество рефлексии «оскорбленных чувств». Снайдер предполагает, что от привычного «всё будет хорошо», американское общество может качнуться в другую сторону, решив для себя, что теперь будет все «очень плохо».

«После «холодной войны» нас увлекала «политика неизбежности», представление о том, что история уже закончилась победой либеральной демократии. Мы потеряли бдительность и теперь переходим к «политике вечности», для которой наше прошлое представляется огромным туманным двором, заполненным малопонятными памятниками национальной жертвенности. Неизбежность была как кома, вечность – это как гипноз… Путь наименьшего сопротивления ведет от неизбежности к вечности». «Опасность, с которой мы сейчас столкнулись, это переход от наивной и аморальной демократической республики к запутанной и циничной фашистской олигархии», – заключает Снайдер.

История складывается из того, что каждый из нас делает на своем месте. У нынешних двадцатилетних есть шанс стать поколением, которое изменит историю. Однако, среди прочих советов, которые дает Снайдер, есть один зловеще краткий: «Позаботьтесь о том, чтобы у вас и вашей семьи были заграничные паспорта».

Впервые 24 марта 2017 в издании Ортодоксия.ру #Территория Жизни

Известный американский историк-русофоб Тимоти Снайдер в интервью «Эль Паис» делится своими мыслями на предмет того, что Интернет отлично манипулирует людьми. Один из самых простых способов такого манипулирования - это попытка разделить мир на «чужих» и «своих». Информационное пространство можно целиком заполнить ложью и с помощью «фэйков» отвлечь людей от реального положения дел. И в Интернете это отлично получается.

El País (Испания): «интернет отлично манипулирует людьми» - Тимоти Снайдер

Мало чье мнение о Центральной и Восточной Европе имеет больший вес, чем мнение эксперта Тимоти Снайдера (Timothy Snyder). В своей новой книге профессор Йельского университета предлагает разоблачительный портрет президентов США и России. Снайдер утверждает, что Дональд Трамп и Владимир Путин озабочены исключительно личным обогащением и благосостоянием ближайшего круга. И оба нашли средство добиться искомого — манипулируя эмоциями посредством Интернета

Тимоти Снайдер родился в Огайо (США). Этот 49-летний Дон Кихот борется за правду в политике и журналистике, манипулируемой самыми могущественными правительствами посредством Интернета. Он читает лекции и занимается исследованиями в Вене, является экспертом в области истории Европы, как и его друг Тони Джадт (Tony Judt).

Автор книги «О тирании» (2016), манифеста, в котором он призывает быть начеку против фэйковых новостей, приведших Дональда Трампа на президентское кресло, выпускает в Испании «Путь к несвободе, где собирает всех современных демонов, бичуемых им с наибольшим упорством, вышеупомянутого Трампа и российского президента Владимира Путина.

Этого последнего историк выставляет настоящим сатрапом, который хитростью вторгся на Украину, чтобы завладеть ею, представив все так, что задуманный им захват якобы осуществили сами украинцы. Новая книга Снайдера полна деталей и бесспорных фактов.

Американский интеллектуал очень стесняется позировать для фотографии. На интервью он приходит из школы, куда провожал восьмилетнего сына. Первая строка его последней книги о том, как родился сын. С этого мы и начинаем разговор.

«Эль Паис»: Вы больше не упоминаете о сыне в книге, но создается ощущение, что Вы пишете для нынешних мальчишек и девчонок, предостерегая их от будущих разочарований…

Тимоти Снайдер: Я начал со сцены рождения сына под впечатлением шока: здесь начиналась новая жизнь, а другие люди, которых я знал, умирали. Это был 2010 год, очень много вещей тогда кардинально изменились: случился финансовый кризис, Интернет превратился в соцсети. История — это последовательность событий, которые уже произошли. Следует понимать ее именно так. Чтобы объяснить историю, ты должен понимать, что с тобой происходить в момент, когда ты это делаешь.

— Ваша другая книга, «Кровавые земли», рассказывает о массовых убийствах ХХ века. В этом веке вторжение на Украину является продолжением тех ужасов… Мэри Макмиллан (Mary¬McMillan), историк, говорит, что вы предупреждаете, потому что знаете историю…

— Это правда, мои книги разговаривают между собой. В «Кровавых землях» показано, что в ХХ веке массовые убийства были еще страшнее, что политика убийства была доминирующей, как никогда больше. И эти убийства происходили не потому что появились какие-то тайные машины. Просто одни люди убивали других. В книгах «О тирании» и «Пути к несвободе» я пытаюсь предупредить лишь о том, что обычные люди, как мы с вами, способны на подобное. И Украина в этом смысле — важная точка соединения между ХХ и XXI веками. Чтобы понять, что произошло в ХХ веке, нужно обратиться к Украине. Там Сталин совершил страшное преступление, и для Гитлера эта территория была очень важна. Украина находится в самом центре клубка причин, по которым была развязана Вторая мировая война. Благодаря Украине я очень многое понял, когда писал «О тирании», о правде и Интернете. И здесь, в «Пути к несвободе» я эти вещи подтверждаю документально. С Путиным в 2010-ом на Украине уже произошло то, что с Трампом в 2016-ом. Уже тогда Путин использовал Интернет для одурачивания. А поскольку мы не поняли этого сразу, то стали жертвами обмана вторично.

— Здесь Вы настаиваете на том, что у жертв есть имена.

— История работает по схемам, которые мы должны объяснить, чтобы понять, как возможны массовые убийства. Но говорим мы всегда о конкретных людях. А значит, о морали. История помогает нам диагностировать проблемы и напоминает, что каждая жертва — это конкретный человек. Фотографии, хроника заставляют нас сначала содрогнуться, но потом чувство притупляется, и мы видим массы. А убивают людей, которые жили и перестали жить.

— В своих книгах Вы говорите о явлениях, которые повторяются сегодня: уничтожение, репрессии, депортация…

— История современного мира — это история империализма. Империализм связан с этими явлениями. История моей страны, как и Вашей, полна документальных свидетельств этого. Мои книги о том, что бывает, когда империализм или колониализм возвращаются в Европу. Самое удивительное в Гитлере то, что он рассматривал европейские страны как возможные колонии. Украина была для него Африкой, он сам так говорит. И Сталин говорит: в отличие от Англии или Франции у меня нет морской державы, поэтому я должен относиться к собственной территории как к колониальной. Так что обе книги — «Кровавые земли» и «Черные земли» — рассказывают об империалистической истории Европы. Империалистический образ мысли и отношение к людям возвращаются в Европу и очень быстро приводят к массовым убийствам, потому что континент перенаселен, а русские и немцы по-прежнему имеют виды на определенные территории. Российско-украинская война 2014 года была из этой же серии: очень большая страна, с очень большой армией напала на очень маленькую страну в момент ее слабости.

— В предыдущих книгах Вы говорили о прошлом. О жестоком, страшном прошлом. Жестоким был Гитлер, Сталин, теперь — Путин. Количество потерь разное, но жестокость расправ похожа.

— Способность человека быть жестоким не изменяется со временем. Как и не изменяется способность людей верить, что жестокость служит высшему благу. Некоторые имеют удивительное свойство получать удовольствие от жестокости и не восставать против нее, и к таким относится президент США, очень жестокий человек, который восторгается злом как таковым. Он получает удовольствие, обманывая своих последователей, просто от самого процесса. Причинение боли — это цель. Мы можем заглянуть в прошлое, чтобы научиться чему-то. А можем выбрать другой путь — лгать о прошлом. Это делает Путин. И он знает, что лжет.

— Лжет об истории своей страны.

— Да, о преступлениях советского режима. О том, о чем поначалу он считал должным говорить, теперь нельзя даже упоминать, это приравнивается к преступлению. Российская внешняя политика следует этому указанию. С другой стороны, так же как Гитлер и Сталин, которые попирали границы и государства, Путин захватил Украину. Используя этнические критерии, как и его предшественники.

— Трамп возрождает превосходство белой расы, строит стены. Путин цитирует философа-фашиста. Вторгается на Украину. Вместе они пользуются «вбросами». Это же коалиция, как когда-то в европейских войнах.

— Именно. И очень важно помнить, что в свое время фашизм получил международное развитие. Одни научились у других. Обычно мы помним только о Германии и считаем нацистов единственными врагами. Но на СССР в 1941 году напали не только немцы, но и итальянские, испанские, румынские добровольцы… Сегодня происходит нечто подобное. Это происходит в Венгрии, Польше, США, России, Италии, Швеции… И можно говорить не просто о сходстве, но и о связях. А связи возможны, в первую очередь, через Интернет. Интернет превратился в гораздо более мощный инструмент правых сил, чем левых, по крайней мере на данный момент. Но кое-что очень отличается, особенно если посмотреть на Путина и Трампа. А именно то, что этот тип политических правых связан исключительно с богатством. Что бы мы ни думали о Муссолини и Гитлере, их особенно не беспокоило личное благосостояние. В то время как Путин параноидально печется о капиталах — своих и своих соратников и близких. Трамп тоже помешан на приумножении богатств людей, которые носят его фамилию. Как управляется Россия? Кучкой людей, которые контролируют большинство ресурсов и телевидение, и поэтому могут очень эффективно создавать альтернативную реальность. Как выбрали Трампа? Эти русские дали немного денег, чтобы повлиять на информационные потоки в США. И это, к сожалению, они делают с большим успехом.

— То есть, они объединяются, чтобы манипулировать.

— Роберт Мерсер (Robert Mercer), Стив Бэннон (Steve Bannon) и компания Cambridge Analytica используют богатство человека, чтобы заходить в Интернет и пытаться повлиять на человеческие эмоции и заставить кого-то голосовать или нет, в зависимости от интересов. Это своего рода брак между колоссальным капиталом и желанием сохранить его путем манипуляций эмоциями в Интернете с помощью «фэйков» и другими вещами. Один из самых простых способов манипулировать людьми, держать их вдалеке от информации — это разделить мир на «чужих» и «своих». И в Интернете это отлично получается: нажмите на эту ссылку, и вы почувствуете себя отлично. Это, конечно, возвращает нас к фашизму, который как раз и основывается на идее противопоставления — «они» и «мы».

— В книге «О тирании» Вы говорите о сложном моменте, который переживает журналистика. Почему кто-то хочет покончить с ней?

— Мы обычно думаем, что если мы что-то говорим по радио, телевидению или в газетах, то есть свобода слова, а значит и демократия. Но это не так. И Путин, и Трамп прекрасно понимают, что информационное пространство можно целиком заполнить ложью. Так, чтобы казалось, что идет разговор, потому что разные люди говорят разные вещи. Но разговор — это не журналистика, хороший журналист ищет факты. Разумеется, гораздо проще заполнить пространство враньем. Путин и Трамп боятся журналистов и ненавидят их, потому что понимают то, что нам всем тоже следует понять: чтобы быть свободными, мы должны оперировать фактами. Если мы не говорим о фактах, не верим в них, мы лишь жертвы очередного обмана.

— Почему Вас так беспокоит журналистика?

Контекст

Война будущего начнется в интернете

Süddeutsche Zeitung 02.05.2018

Современные интернет-миллионеры - наследники Рокфеллера?

Atlantico 29.07.2018

Россия может отключить интернет странам НАТО

The Guardian 15.12.2017

Как оправдывается Facebook

Nihon Keizai 20.10.2017 — Я из провинции, у нас всегда было несколько конкурирующих между собой местных газет. Теперь этого нет. Когда умирают местные газеты, умирает демократия. В этом смысле полезно обратить внимание на то, что происходит в России. Там местные новости умирают раньше, чем в других странах. Когда умирают местные новости, начинают говорить о СМИ, и это значит, что ситуация вышла из-под контроля, потому что никто не доверяет СМИ. Почему я, живя в Небраске, должен верить репортеру из Лос-Анжелеса или Нью-Йорка, который никогда не бывал в Небраске? Я не верю. Россия нам демонстрирует, что происходит в таких случаях — люди не верят тому, что рассказывают им СМИ, а власти делают так, чтобы они не верили и всем остальным. Это то, чего пытается добиться Трамп — тотального недоверия. Он говорит: не верьте СМИ, возненавидьте журналистов, верьте своим чувствам. А потом открывает тебе, что это за чувства: страх, ненависть, высокомерие. Отчасти я придаю такое значение журналистике, особенно на местах, потому что вижу, что происходит, когда она исчезает. Когда журналисты, особенно местные, исчезают, власти получают возможность управлять с позиций недоверия. Благодаря журналистам мы знаем о глобальной войне, о глобальном неравенстве. Чтобы победить глобальное неравенство, нет ничего более действенного, чем новости из первых рук.

— В последней книге Вы говорите, что, когда порядок вещей нарушается, утраченные достоинства возвращаются…

— В «Пути к несвободе» мне показалось необходимым написать об этике. Показать, что мы унаследовали такие институты, как журналистика или европейское сотрудничество, которые помогают нам быть более достойными людьми. И когда этим институтам брошен вызов, мораль на мгновение выходит из тени, прежде чем сгинуть. Институты, о которых я говорю, должны сохраняться, но нужно создавать и новые.

— Европе сейчас угрожают две вещи — Брексит и каталонский вопрос. Что Вы об этом думаете?

— Во-первых, есть одно общее правило: нельзя заставить людей быть вместе, когда они этого не хотят. Это мне понятно. Во-вторых, Вторая мировая война показала нам, что так называемое национальное государство — это, в большой степени, фикция. А если оно и существовало, то давно кануло в лету: Польша, Чехословакия, Эстония, Литва… Существует история империй и Европы… И функция Европы — помогать государствам. А люди часто ошибаются (я говорю сейчас о Великобритании), потому что не понимают, что Европа помогает им быть государством. Это большая ошибка. Почти никто в Великобритании этого не признает. А риск в том, что, когда вещи начинают разрушаться, они так и продолжают разрушаться. Дело не только в том, что Великобритания выйдет из ЕС, но и сама Великобритания перестанет быть такой, какой люди ожидают ее видеть. Она совсем иначе будет разговаривать с глазу на глаз с Россией, с США, с Китаем, чем когда она является частью Европы и уютной европейской глобализации.

— А Каталония?

— Я не знаком с ситуацией в достаточной степени, чтобы иметь четкую позицию. Думаю, что очень важно в случае современных сепаратистских движений — будь то в Каталонии или в Шотландии — убедиться в том, что дискуссия не находится под контролем внешних факторов. Если русских интересует Каталония, как их интересует Шотландия, как их интересует все, что может ослабить Испанию и Европу в целом, это не значит, что у каталонцев нет права решать свою судьбу самим. Но при принятии такого решения люди должны понимать, что им некуда идти, кроме как в «большое плаванье». Или ты идешь в мир, где есть Россия, Америка и Китай, или ты идешь в Европу. Невозможно быть одному, это иллюзия. Я не хочу говорить о Каталонии, потому что я там не жил, я не уверен, что понимаю ее историю, но моя общая идея в том, что если ты откуда-то уходишь, ты должен знать, куда идешь, потом что в противном случае, кто-то другой решит это за тебя.

— Вы вспоминаете об Элиоте и Оруэлле, когда говорите о тенях ХХ века. Наш век тоже век теней…

— Потому и необходимы факты. Управлять из мрака значит говорить людям то, что они хотят услышать, удерживать их в поле эмоций. В то время как поиск истины дает широту и глубину, потому что результат поиска поражает. И эта способность поражаться делает нас, как граждан, лучше.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

First published in the United States by Basic Books,

a member of the Perseus Books Group

издательством Basic Books, членом Perseus Books Group

Перевод с английского Лукии Зурнаджи

Издание осуществлено при содействии Посольства США в Украине

Перевод осуществлен по изданию:

Bloodlands: Europe Between Hitler and Stalin. New York:

Basic Books, 2010

В дизайне обложки использована фотография из журнала «Life»

Снайдер Т.

С 53 Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным / Тимоти Снайдер; [пер. с англ Л. Зурнаджи] – К.: Дуліби, 2015. – 584 с.

ISBN 978-966-8910-97-5

С 1933-го по 1945 год в Восточной Европе было уничтожено 14 миллионов человек. Книга профессора Йельского университета (США), блестящего историка и искусного рассказчика Тимоти Снайдера, «Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным» посвящена трагическим страницам в истории Восточной Европы. Украинский Голодомор, сталинские массовые экзекуции, Холокост, расстрелы немцами гражданского населения в ходе антипартизанских операций, преднамеренное морение голодом советских военнопленных, послевоенные этнические чистки… Две тоталитарные системы совершали одинаковые преступления в одно и то же время, в одних и тех же местах, содействуя друг другу и подстрекая друг друга.

Книга Тимоти Снайдера мгновенно стала мировым бестселлером, пережила 29 изданий на 26 языках мира. На русском языке публикуется впервые.

ISBN 978-966-8910-97-5

Вступление к украинскому русскоязычному изданию

«Кровавые земли» – это место, где разговаривали (и продолжают разговаривать) на русском языке, и уже по одной лишь этой причине я очень рад русскоязычному изданию. На просторах от Балтийского и до Черного моря, от Берлина и до Москвы люди, разговаривавшие на русском языке, были в числе жертв, очевидцев и исполнителей тех преступлений, которым посвящена эта книга. Для понимания исключительности периода с 1933 по 1945 год, начиная от первой программы массового уничтожения, которую я описываю (политического голодомора в Украине), и до последней (Холокост в Восточной Европе), архивные материалы на русском языке, а также исторические публикации на русском являются незаменимыми. Хочу, пользуясь случаем, поблагодарить российских ученых, которые своей работой с оригинальными источниками подготовили почву для некоторых из моих собственных интерпретаций.

Без русской литературы я бы никогда не пришел к теме массового уничтожения при Гитлере и Сталине и не надумал бы использовать территориальный метод исследования и объяснения, которыми здесь пользуюсь. Интеллектуальным компаньоном в течение пятнадцати лет, пока я вынашивал этот проект, был Василий Гроссман. Именно его личный опыт, представленный на страницах книг «Жизнь и судьба» и «Все течет», помог мне понять, что опыт нацистского и советского террора был прежде всего человеческой историей. То, что писатель и очевидец такого уровня таланта и мужества смог описать жизнь нескольких людей, которых коснулись как нацистская, так и советская системы, позволило мне задумать более масштабную историю жизни всех людей, которых коснулись оба режима. Судьба семьи, друзей и знакомых Гроссмана не была исключительной, но была им записана с исключительной тщательностью. Фактически, она была типичной: на «кровавых землях» обе системы затронули десятки миллионов человек, и около тринадцати миллионов были уничтожены намеренной политикой какой-то одной из них. В некоторых случаях, например, в случае с депортациями и убийствами, последовавшими за подписанием Пакта Молотова-Риббентропа в 1939 году, невозможно рассказать историю жертв одной системы без упоминания о другой системе.

Даже заглавие книги русское. На Западе никто не заметил аллюзии, а вот несколько проницательных украинских читателей догадались (книга была издана на украинском и на всех других языках «кровавых земель», прежде чем появилась на русском). Многие русскоязычные читатели, без сомнения, уже уловили связь с творчеством Анны Ахматовой. Пережитое ею фигурирует в книге, а в нескольких моментах отрывки из ее «Реквиема» задают направление моим впечатлениям. Строки из стихотворения «Не бывать тебе в живых», написанного в 1921 году после ареста ее мужа Николая Гумилева, послужили источником для названия моей книги: «Любит, любит кровушку / Русская земля». Когда я начинаю думать о том, в какой момент русские слова и мысли приблизили меня к моим собственным интересам и заданиям, мое чувство долга только усиливается. К Ахматовой меня привел Исайя Берлин – один из моих преподавателей в Оксфордском университете, который всегда призывал меня серьезно относиться к русской интеллектуальной истории. Я многим обязан Исайе Берлину, который, конечно же, среди всего прочего, и сам был русским мыслителем. Таким образом, мой долг миру русской мысли огромен.

Основной метод книги состоит в том, чтобы начать с людей, со всех тех, кто проживал на европейских землях, которых коснулись и нацистская, и сталинская власть. Это значит, что данная книга – не национальная история. Она повествует о многих нациях, но также и о многих людях, которые, возможно, не считали себя представителями какой бы то ни было нации. Она затрагивает основные вопросы национальных историй, но не является ни совокупностью национальных историй, ни попыткой найти компромисс между ними, ни разрешить споры между ними. Она рассказывает о государственной власти, но не является историей ни одного из государств. Четыре государства (Польша, Литва, Латвия и Эстония) рушатся по мере того, как разворачивается история. Меняются границы Советского Союза и нацистской Германии. Политика «кровавых земель» меняется в зависимости от разных форм контакта между Советским Союзом и нацистской Германией: сначала – предвкушение, затем – союзничество и наконец – вражда.

Хотя история территории, населяющих ее народов и массового политического уничтожения – это не национальная история, она все же привносит новые перспективы и знания в национальные истории. Ни одна национальная история, какой бы обширной она ни была, не может дать всех ответов или даже задать всех вопросов. Многие главные темы современной истории России, такие как политическое массовое уничтожение, выходят за пределы политических границ государства и эмоциональных границ нации. Когда русские погибали в ходе кампаний по политическому массовому уничтожению, вместе с ними погибали и другие. Российская история является неполной без опыта пережитого украинцами, поляками, беларусами, евреями и людьми других национальностей, проживавшими вместе с русскими в самом опасном месте на земле.

Через несколько дней после того, как я завершил эту книгу, весной 2010 года, польский самолет, на борту которого находилось много представителей политической элиты Польши, разбился под Смоленском и все его пассажиры погибли. Они спешили почтить память тысяч польских граждан, расстрелянных советским НКВД в Катыни в 1940 году, – возможно, память о самом печально известном советском преступлении периода советско-германского альянса. Российские лидеры выразили сочувствие по поводу их трагической гибели. О Катынском преступлении, столь долго замалчивавшемся в российской общественной памяти, стали широко говорить. Пять лет спустя многое поменялось. Тон и содержание официального российского почтения памяти изменились радикальным образом. Президент Российской Федерации теперь официально реабилитировал Пакт Молотова-Риббентропа, который Советский Союз заключил с нацистской Германией и который, среди всего прочего, непосредственно привел к Катынской бойне. Реабилитация Пакта Молотова-Риббентропа означает реабилитацию всего совершенного Сталиным вплоть до момента подписания им соглашения с Гитлером. Это ставит под вопрос европейский консенсус по поводу того, что Вторая мировая война была катастрофой. Поскольку одним из предметов этой книги как раз и являются советско-германские взаимоотношения, это может помочь в деле современной оценки значения Пакта Молотова-Риббентропа.

Тимоти Снайдер

О тирании. 20 уроков XX века

Издательство CORPUS ®

* * *

«В политике у обманутых нет оправданий».

Лешек Колаковский

История и тирания

История не повторяется, но она учит. Когда отцы-основатели обсуждали конституцию Америки, они черпали уроки из той истории, которую они знали. Опасаясь краха задуманной ими демократической республики, они изучали превращение древних демократий и республик в олигархии и империи. Как им было известно, Аристотель предупреждал о том, что неравенство влечет нестабильность, в то время как Платон верил, что демагоги при помощи свободы слова становятся тиранами. Строя демократическую республику на основе закона и создавая систему сдержек и противовесов, отцы-основатели стремились избегнуть того зла, которое они вслед за античными философами называли тиранией. В их сознании это означало узурпацию власти единолично или группой людей либо действия правительства в обход закона для достижения собственных целей. Значительная часть последующих политических дебатов в Соединенных Штатах касалась проблемы тирании внутри американского общества: например, в отношении рабов и женщин.

Когда кажется, что политический строй в опасности, на Западе издавна принято обращаться к истории. Если сегодня мы обеспокоены тем, что американскому эксперименту угрожает тирания, мы можем последовать примеру отцов-основателей и взглянуть на историю других демократий и республик. У нас есть преимущество. По счастью, мы можем найти более подходящие и свежие примеры, чем древние Греция и Рим. Но увы, они демонстрируют, что история современной демократии точно так же является историей упадка и разрушения. С тех пор как американские колонии объявили о своей независимости от Британской монархии, которую основатели полагали “тиранической”, в европейской истории было три демократические вершины: после Первой мировой, в 1918-м; после Второй мировой, в 1945-м; и после краха коммунизма, в 1989 году. Многие демократии, возникшие на этих рубежах, угасли при обстоятельствах, которые во многих важных аспектах напоминают наши собственные.

История может знакомить с фактами – и предостерегать. В конце девятнадцатого века, так же как и в конце двадцатого, рост мировой торговли порождал надежды на прогресс. В начале двадцатого века, так же как и в начале двадцать первого, эти ожидания столкнулись с новым явлением в массовой политике, когда лидер или партия начинали претендовать на прямое выражение воли народа. Европейские демократии 1920-1930-х годов скатились в правый авторитаризм и фашизм. Коммунистический Советский Союз, возникший в 1922 году, в 1940-е годы начал распространять свою модель на Европу. История Европы двадцатого века демонстрирует нам, что общества с легкостью дезинтегрируются, демократии рушатся, этика отступает и обычные люди обнаруживают себя на краю расстрельных ям с автоматами в руках. Сегодня было бы полезно понять, почему так происходит.

И фашизм, и коммунизм стали реакцией на глобализацию, на вызванное ею неравенство, настоящее и мнимое, на очевидную беспомощность демократий перед лицом этого неравенства. Фашизм отказывался от разума во имя воли и приносил объективную истину в жертву яркому мифу, который транслировали лидеры, якобы ставшие гласом народа. На сложные вызовы глобализации фашистский режим приклеивал узнаваемый ярлык “заговора против нации”. Фашисты правили пару десятилетий, полностью отбросив интеллектуальное наследие, ценность которого с тех пор заметно выросла. Коммунисты правили дольше, почти семьдесят лет в Советском Союзе и более сорока в значительной части Восточной Европы. Их модель предусматривала власть дисциплинированной партийной элиты с идейной монополией, которая, согласно якобы нерушимым законам истории, должна была вести общество к определенному будущему.

Возникает соблазн считать, что наше демократическое наследие автоматически защищает нас от таких угроз. Не стоит ему поддаваться. Наша собственная традиция призывает нас обратиться к истории, чтобы понять глубинные причины тирании и выработать правильную реакцию на нее. Мы не мудрее европейцев, которые видели, как демократия уступает фашизму, нацизму и коммунизму в двадцатом веке. Наше единственное преимущество в том, что мы можем учиться на их опыте. И сейчас для этого самое время.

Эта книга содержит двадцать уроков двадцатого века, адаптированных к сегодняшним обстоятельствам.

1. Не подчиняйтесь заранее

В ТАКИЕ ВРЕМЕНА В ТАКИЕ ВРЕМЕНА МНОГИЕ СТАРАЮТСЯ ПРЕДУГАДАТЬ, ЧЕГО МОЖЕТ ЗАХОТЕТЬ ЕЩЕ БОЛЕЕ РЕПРЕССИВНОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО, И СДАЮТ ПОЗИЦИИ, НЕ ДОЖИДАЯСЬ, ПОКА ИХ ОБ ЭТОМ ПОПРОСЯТ.

ГРАЖДАНИН, КОТОРЫЙ ТАКИМ ОБРАЗОМ ПРИСПОСАБЛИВАЕТСЯ К ВЛАСТИ, ДАЕТ ЕЙ ПОНЯТЬ, ЧЕГО ОНА МОЖЕТ ДОБИТЬСЯ.

Заблаговременное повиновение – это политическая трагедия. Возможно, правители не сразу понимают, что граждане вполне готовы отступиться от каких-то ценностей или принципов. Возможно, новый режим поначалу не имеет прямых рычагов воздействия на граждан тем или иным способом. За немецкими выборами 1932 года, которые дали Гитлеру возможность сформировать правительство, или чешскими выборами 1946 года, когда победу одержали коммунисты, последовал важный этап заблаговременного повиновения. В обоих случаях достаточное количество населения добровольно предложило свои услуги новым лидерам, что позволило как нацистам, так и коммунистам задуматься о скорой смене режима. Первые неосмотрительные жесты конформизма очень быстро становятся необратимыми.

В начале 1938 года Адольф Гитлер, уже твердо стоявший у власти в Германии, стал угрожать аннексией соседней Австрии. После того как сдался австрийский канцлер, заблаговременное подчинение австрийцев решило судьбу австрийских евреев. Местные национал-социалисты арестовывали евреев и заставляли их отчищать улицы от символики независимой Австрии. Но важнее, что австрийцы, которые не были нацистами, смотрели на это с интересом и любопытством. Нацисты, у которых были списки собственности, принадлежащей евреям, брали все, что можно было взять. Но важнее, что австрийцы, которые не были нацистами, присоединялись к грабежам. Как вспоминала Ханна Арендт, “когда немецкие войска вторглись в страну, то вчерашние соседи начали устраивать беспорядки в еврейских домах и австрийские евреи стали заканчивать жизнь самоубийством”.

Заблаговременное подчинение австрийцев в марте 1938 года показало высшему руководству нацистов, что́ становится возможным. В августе того же года Адольф Эйхман создает в Вене Центральное бюро еврейской эмиграции. В ноябре 1938 года, следуя мартовскому примеру австрийцев, немецкие нацисты организуют свой погром – ставший известным как Хрустальная ночь.

В 1941 году, когда Германия вторглась в Советский Союз, СС по собственной инициативе принялась разрабатывать методы массовых убийств – таких приказов ей не поступало. Сотрудники СС угадали желания своих начальников и продемонстрировали свои возможности. Это превосходило самые смелые мечты Гитлера.

Поначалу заблаговременное подчинение означало инстинктивную, без раздумий, адаптацию к новой ситуации. Но только ли немцы способны к таким проявлениям? Американский психолог Стэнли Милгрэм, размышляя о зверствах нацистов, хотел показать, что объяснение поведения немцев кроется в особом авторитарном складе личности. Он разработал эксперимент, чтобы проверить свое предположение, но не получил разрешение провести его в Германии. Тогда он провел его в Йельском университете в 1961 году – примерно в то же время, что в Иерусалиме судили Адольфа Эйхмана за участие в Холокосте.

Милгрэм сообщил испытуемым (это были студенты Йеля и жители Нью-Хейвена), что в рамках эксперимента по обучению они должны будут применять электрошок к другим людям. На самом деле по договоренности с Милгрэмом люди с прикрепленными проводами по другую сторону стекла только имитировали шок. Когда испытуемые подвергали других участников эксперимента воздействию электрошока (считая, что все это происходит по-настоящему), им открывалось ужасное зрелище. Незнакомые люди, не сделавшие им ничего плохого, явно испытывали сильные страдания – стучали в стекло, жаловались на боли в сердце. Несмотря на это, большинство испытуемых следовали указаниям Милгрэма и продолжали, как им казалось, применять электрошок с постоянно растущей силой, до тех пор пока их жертвы, как они думали, не умирали. Даже те, кто не доводил дело до (видимого) убийства своих собратьев, уходили, не интересуясь здоровьем других участников эксперимента.

В комментах к одному из предыдущих постингов было высказано предположение: «некоторые лишь из Вашего постинга узнали о Волынской трагедии ». Не знаю так ли это, но даже для тех, кто информирован о ней, думаю полезным будет иметь под рукой текст об этнических чистках на территории Западной Украины, написанный одним из лучших современных историков, большим другом Украины, профессором Йельского университета Тимоти Снайдером. Ниже в нескольких постингах следует перевод А.Собченко на русский язык восьмой главы из книги Т.Снайдера «Воссоздание наций» (Timothy Snyder. The Reconstruction of Nations: Poland, Ukraine, Lithuania, Belarus in 1569-1999. Yale University Press, 2003 ).

Классификация и ликвидация групп
Как следует из названия, действия украинцев в отношении поляков, и поляков в отношении украинцев не могут рассматриваться только в рамках событий, касавшихся лишь этих двух национальных групп, и не могут быть понятны в рамках только национальной истории. С точки зрения трансформации взаимоотношений поляков и украинцев более важную роль сыграло поведение оккупантов, как советских, таких и немецко-фашистских, которые классифицировали людей по группам и депортировали или убивали их согласно классификации.
Как коммунисты, так и фашисты, начиная с 1939 г. стали выдавать всем удостоверения личности, что казалось вполне обыденной бюрократической процедурой, но имело огромные последствия. В 1939 г. во Львове ходила шутка о том, что «человек состоит из тела, души и паспорта». Как мы увидим, удостоверение личности, выданное в 1939 г., очень часто определяло, останется ли душа в теле . До реализации «окончательного решения» еврейского вопроса немецкие власти переместили сотни тысяч людей из оккупированной Польши и в нее согласно причудливым схемам, которые никогда не были доведены до конца. Эти перемещения населения создали своего рода модель: в декабре 1941 г. некоторые украинские деятели генерал-губернаторства решили, что взаимные этнические чистки привели бы к решению польско-украинских территориальных споров. Лидеры Украинского центрального комитета даже предложили полякам провести в будущем обмен населения «по немецкой модели» . Между 1939 и 1941 гг. советские оккупанты депортировали по меньшей мере четыреста тысяч человек, что составляло примерно 3% населения этих территорий. Среди депортированных доля евреев и поляков была непропорционально высока. Эти депортации прекратились лишь с немецким вторжением в июне 1941 г. По мере того как немецкие войска углублялись на украинскую территорию, сотрудники НКВД поспешно уничтожали тысячи политических заключенных, большинство из которых были украинцами. Эта акция была представлена украинскими националистами как преступление, совершенное евреями. В столь уязвимый момент прибыли немецкие войска, которые представили убийства, совершенные НКВД, как преступление, за которое украинцам следует отомстить евреям. Характерно, что эта пропагандистская ложь оказалась эффективной .
Период 1939-1941 гг. следует рассматривать как первый этап принятия общественностью идеи о том, что люди должны быть классифицированы по группам, и отношение к ним должно соответствовать классификации. Начиная с 1941 г. «окончательное решение» еврейского вопроса показало обществу, что группа может быть полностью физически ликвидирована . В конце 1941 г. и в течение 1942 г. несколько тысяч украинцев участвовали в претворении в жизнь «окончательного решения» в качестве полицаев как в Галиции, так и на Волыни . Геноцид осуществлялся на глазах поляков . Основным проявлением Холокоста в Галиции и на Волыни было хладнокровное убийство местных евреев. В рамках определенных историографических традиций Холокост (или Шоа) положил конец непрерывной истории евреев в Европе и породил условия для создания еврейского государства за ее пределами. Эту точку зрения легко понять. В рамках других историографических традиций Холокост был вынесен за рамки основного исторического процесса, будь то рассказ о коммунистической революции либо о национальном развитии. Критическое рассмотрение военной и послевоенной истории Восточной Европы требует отстраниться от обеих традиций и представить себе «окончательное решение» в рамках серии событий и их последствия для общества, которое либо наблюдало за ними, либо принимало в них участие.
Стоит напомнить, что немецкая оккупация Волыни летом 1941 г. была вторым тоталитарным режимом за три года. Она сыграла важную роль в формировании характера многих молодых украинцев, но не стала крещением, открывшим для них политическую жизнь. Многие из молодых украинцев, вступивших в 1941 г. во вспомогательные фашистские полицейские подразделения (Hilfspolizei) , с 1939 г. служили при советской власти милиционерами. Там они прошли курс политучебы, на котором польско-украинские разногласия были представлены им как классовая борьба, у которой было национальное решение: депортация представителей образованного класса, которые были преимущественно поляками. Участие в «окончательном решении» с 1941 г. трансформировало участников, оно превратило украинских парней с Волыни в монстров, которыми они не стали бы при иных обстоятельствах. У украинцев, пошедших работать в немецкую оккупационную администрацию и вступивших в немецкую полицию в 1941 г., была несколько иная мотивация: они хотели продолжать заниматься тем, что они делали раньше; самим определять свою судьбу; присваивать чужое имущество; убивать евреев; повышать свой статус; а также подготовиться к политическим событиям, которые произойдут позже. Поскольку украинское государство предстояло еще создать, тогда как польское государство - лишь воссоздать, украинские националисты были заинтересованы в сотрудничестве с немцами, они поощряли молодых украинцев идти в созданные немцами органы власти. Однако повседневная практика сотрудничества с немецкими оккупационными властями имела мало общего с целью украинских националистов, против которой выступали сами немцы, и сводилась в основном к убийствам евреев - важным элементом фашистской политики. Еще раз напоминаю, самым большим изменением в волынском обществе было убийство 98,5% волынских евреев . Однако нашей задачей является изучение последствий Холокоста для коллаборационистов. Нацисты обучили украинских полицаев не только обращаться с оружием, но и ненавидеть евреев. Эсэсовцы внушили молодым украинским новобранцам антисемитские идеи на их родном языке . Понимая все это, митрополит Шептицкий написал письмо Генриху Гиммлеру с просьбой не использовать украинских полицаев при расстрелах евреев. В ноябре 1942 г. Шептицкий обратился с пасторским обращением «Не убий» . В послании Шептицкого, прочитанном с амвонов всех греко-католических церквей, говорилось о том, что никакая земная цель не может оправдать убийство.
К этому времени несколько тысяч украинцев уже совершили политическое убийство во имя дела, которое было чуждым для них, - во имя «тысячелетнего рейха» Адольфа Гитлера. Холокост научил их, что массовое убийство мирных жителей можно осуществить благодаря четкой организации и наличию в нужное время и в нужном месте людей, готовых стрелять в безоружных мужчин, женщин и детей. Хотя концентрационные лагеря смерти, такие как Собибор, находились весьма близко, в конце 1941 г. и в течение всего 1942 г. евреев Волыни не вывозили туда; их выводили в открытое поле и убивали не газом, а пулями. Деревня за деревней, местечко за местечком древняя цивилизация была стерта с лица земли. Вспомните волынское местечко Острог, упомянутое ранее как центр споров по поводу реформы христианства, возникших на раннем этапе Нового времени. Острог также был историческим центром еврейского образования. Восстание Богдана Хмельницкого 1648 г., положившее конец восточнославянскому Ренессансу, было описано выпускником Острожской иешивы Натаном Ганноверским. Его сочинение «Пучина бездонная» (Йавен метцула) оказалось жутким пророчеством. Острог был одним из первых волынских городков, которого коснулось «окончательное решение». К концу 1941 г., еще до того, как в Остроге было создано гетто, две трети местных евреев были уже убиты .Во второй половине 1942 г, когда выжившее еврейское население было заперто в гетто, войска СС с помощью украинских и немецких полицаев. провели основные акции. Городские евреи были выведены из своих гетто к ямам, вырытым на расстоянии нескольких километрах от городка, им было приказано снять всю одежду и личные принадлежности и лечь, после чего эсэсовцы расстреливали их автоматными очередями. В обязанности украинских полицаев входило убивать евреев, пытавшихся бежать из гетто, когда начиналась его ликвидация, евреев, пытавшихся бежать на пути к месту казни, а также добивать евреев, выживших после автоматных очередей. Реализация геноцида в мелких городках и селах не так хорошо задокументирована, однако и здесь украинские полицаи играли бὀльшую роль. В общей сложности двенадцать тысяч украинских полицаев помогало примерно тысяче четыремстам немецким полицейским в убийстве около двухсот тысяч волынских евреев. Хотя их доля в собственно расстрелах невелика, действия украинских полицаев сделали Холокост на Волыни возможным . Они продолжали выполнять свою работу вплоть до декабря 1942 г.
Следующей весной, в марте-апреле 1943 г. практически все украинские полицаи ушли с немецкой службы и вступили в партизанские отряды Украинской повстанческой армии (УПА) . Одной из их главных задач в рядах УПА стала очистка Волыни от польского присутствия. Поляки обычно приписывают успех этой операции УПА изначальной склонности украинцев к жестокости, однако это было скорее результатом их недавно приобретенного опыта. Люди делают то, чему их обучили, и если они делают свою работу часто, то делают ее хорошо,. Украинские партизаны, проводившие массовую ликвидацию поляков в 1943 г., применяли тактику, которой они овладели, сотрудничая с немцами в деле проведения Холокоста в жизнь в 1942 г., а именно: детальное планирование и выбор объекта для проведения операции; тщательные заверения местного населения перед акцией в том, что у них нет никакого основания для беспокойства; внезапное окружение поселений и физическая ликвидация людей. Украинцы научились технологии массового уничтожения у немцев. Вот почему этнические чистки УПА оказались столь эффективными, и почему в 1943 г. волынские поляки оказались почти столь же беспомощными, как волынские евреи в 1942 г. Кампания против поляков началась на Волыни, а не в Галиции связана, в частности, с тем, что на Волыни украинские полицаи играли бὀльшую роль в деле реализации «окончательного решения». Таким образом, между Холокостом евреев и бойней поляков существует взаимосвязь, поскольку они объясняются наличием на Волыни тысяч украинцев, имевших опыт в деле реализации геноцида. Но почему украинские националисты решили ликвидировать поляков на Украине? В 1942 г. украинские полицаи получили от немцев приказ убивать евреев. От кого же партизаны УПА, которые в основном были раньше полицаями, получили в 1943 г. приказ убивать поляков?

Декапитация гражданского общества
Деморализация и избиение украинской и польской элиты стали, возможно, самой главной причиной польско-украинского конфликта. Первая советская оккупация (1939-1941) привела к декапитации польского и украинского общества путем депортации и физического уничтожения элиты. Хотя поляков и евреев депортировали и убивали больше, чем украинцев, среди жертв коммунистов оказалось некоторое количество образованных украинцев. По меньшей мере, четыреста тысяч граждан Польши были арестованы и депортированы с бывших территорий восточной Польши в Казахстан и Сибирь.
В первую очередь депортации подлежали государственные чиновники и интеллигенция, в результате чего во многих селениях не осталось авторитетных личностей, которые могли бы играть роль морального ориентира. По приказу Сталина НКВД расстрелял более двадцати тысяч образованных польских граждан, взятых в плен Красной армией в 1939 г., включая почти половину польского офицерского корпуса. Из них от семи до девяти сотен были евреи, что, среди прочего, свидетельствовало о наличии еврейских офицеров в Польской армии. Это преступление обычно связывается с расстрелом в Катынском лесу, но расстрелы проводились и в других местах. При уходе советских войск из Галиции и Волыни после начала войны в 1941 г. НКВД расстрелял еще несколько тысяч местных поляков, евреев и украинцев .
С немецкой стороны, в генерал-губернаторстве немцы убивали польскую интеллигенцию и отправляли в заключение подозрительных украинцев. Немецкие репрессии создавали условия для следующих преступлений по мотивам мести: к примеру, польские надзиратели (капо) убили в Освенциме двух братьев лидера украинских националистов Степана Бандеры